Петрушка ("Мертвые души")

Смотри также Литературные типы произведений Гоголя

Крепостной человек, лакей Чичикова. "Малый лет тридцати, в просторном подержанном сюртуке. как видно с барского плеча"; "одною рукою придерживал полы своего сюртука, ибо не любил, чтобы расходились полы". "Малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом". Когда ухмылялся, то и подобия не было на усмешку, а точно как бы человек, доставши себе в нос насморк и силясь при насморке чихнуть, не чихнул, но так и остался в положении человека, собирающегося чихнуть". — "Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, т. е. чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь, или молитвенник, — он все читал с равным вниманием; если бы подвернули химию, он и от нее бы не отказался. Ему нравилось не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения. Что вот-де из букв выходит какое-нибудь слово, которое, иной раз, черт знает, что и значит". "Кроме страсти к чтению, он имел два обыкновения, составившие две другие его характеристические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отдававшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хотя даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди". Чичиков, "потянувши к себе воздух на свежий нос поутру, только принахмуривался, да встряхивал головою, приговаривая: "Ты, брат, черт тебя знает, потеешь, что ли. Сходил бы ты хоть в баню". Когда же П. приходил раздевать его, Ч. клал себе в нос гвоздичку". — "Ты бы хоть окна отпер!" — говорил Чичиков. "Да я их отпирал, — сказал П., да и соврал". — С дворней других помещиков "держал себя гордо: важничал и дулся нестерпимо". "Григорию пустил пыль в глаза тем, что он (П.) бывал в Костроме, Ярославле, Нижнем и даже в Москве", "хотел выехать на дальности расстояния тех мест, в которых он бывал", но, когда Григорий осадил его, назвав ему такое место, какого ни на какой карте нельзя было отыскать, и насчитал тридцать тысяч с лишком верст", П. "осовел, разинул рот и был поднят на смех тут же всею дворней". Однако "дело кончилось" "самой тесной дружбой" между Григорием и П. В кабаке "Акульке" "стали они свои други, или то, что называют в народе — кабацкие завсегдатели". Уезжая от Петуха, П. напился так, что "два раза сторчаком слетел с коляски, так что необходимо было, наконец, привязать его веревкой к козлам". Когда речь барина "повернула" в сторону сивухи ("А ты, окроме сивухи, ничего больше, чай, и в рот не брал? Чай и теперь налимонился?"), П. закрутил только носом. "Хотел он было сказать, что даже и не пробовал, да уж как-то и самому стало стыдно". В таких случаях П. ничего не отвечал и старался заняться делом". Большую часть времени проводил за книгой "в лежачем положении", на тюфяке, сделавшемся от такого обстоятельства убитым и тоненьким, как лепешка". По словам Чичикова, П. "скотина" и "бревно", и "полагаться на него невозможно".